Анастасия Удова
Цветущее поле притягательно и овеяно романтикой. Когда идешь по нему, задевая нежные, живые головки цветов, то словно наполняешься энергией природы, ее буйством и хрупкостью, её верой и любовью. Поле восхищает и зовет куда-то вдаль, идти по бесконечному пространству, где одна травинка рождается за другой.
Хочется смотреть и смотреть на этот пестрый, колышущийся мир: на белые кружочки ромашек, яркие звездочки луговых гвоздик, сочные шапки клевера, крупинки недотроги. Хочется прикасаться рукой к пышным соцветиям, пробовать на вкус сладкие стебли тимофеевки.
Для меня выход в поле с этюдником – самые счастливые часы жизни. Мне нравится бродить среди цветов. Я люблю отыскивать места, нет тропинок, нет пней и кустов. Мне хочется, чтобы ковер травы уходил за горизонт и там смыкался с куполом неба. Свобода и простор земли, холмы, поднимающиеся к облакам, яркие и глубокие краски, гармония форм – здесь все, к чему я стремлюсь и чем дорожу в живописи. Оттенки главных цветов спектра, желтого, красного, синего можно найти в самых разных сочетаниях. Нежные и контрастные, легкие и звучные, они раскрывают перед художником богатейшую природную палитру. Круглые, вытянутые, колючие, изрезанные силуэты и объемы, все переплетено, связано, только успевай отбирать и обрабатывать.
Цветущие травы как самостоятельный жанр необыкновенно интересен. Существует он, можно сказать, совсем недавно. Сейчас, как и в прошлые времена, художники обращаются к этому мотиву как второстепенному и вспомогательному.
Известны этюды цветущих растений у русских пейзажистов Шишкина, Васильева, Левитана.
Этюд – это быстро схваченное, подчас случайное впечатление от природы. В этюде художник на небольшом картоне раскрывает какое-нибудь одно отношение или эпизод. Этюд искренен и непосредственен.
К картине же, конечно, нельзя относиться как к маленькому этюду, скажем, из жизни цветка. Картина – это композиционно обдуманное сложное обобщение ряда впечатлений, мыслей, сюжетов. Это некоторый итог большой работы художника.
Картина всегда писалась в мастерской на основе целого ряда этюдов. Однако со времени французских импрессионистов началось постепенное смешение классических, академических понятий, а также традиционные форм работы. Импрессионисты вывели живопись на открытый воздух. С этого времени многие стали вести работу от начала до конца на пленэре. Это явление еще иногда называют «этюд-картина». С одной стороны, такой холст пишется с натуры, за один — два сеанса, сохраняя свежесть восприятия и некоторую недосказанность, с другой, он по размеру значительно больше обычного этюда, глубоко продуман на уровне замысла, является. Часто знаковой темой для автора. Почти все мои цветущие травы написаны с натуры. Основная техника – масляные краски. Даже если холст 80х100, смело выхожу с ним в поле, работаю широко, но не торопясь, в своем темпе. Спешка очень вредит! Конечно, я стараюсь написать картину за один раз. Однако если какие-либо обстоятельства (перемена погоды, освещения, слишком большой размер усталость) мешают мне это сделать, то дома как следует, укрываю холст, чтобы слой краски не высох, и продолжаю работу над ним на том же месте на следующий день. Иногда заканчиваю картины и по памяти, в мастерской. Это помогает упростить силуэты, убрать лишние, слишком контрастные детали. Однако все равно эти холсты остаются для меня пленэрными.
Выбрать мотив для работы – дело непростое. Сначала нужно за что-то уцепиться, от чего-то оттолкнуться, определить, что будет главным, а что второстепенным. Кустик ромашек в окружении клевера, колоски, пробивающиеся сквозь заросли пижмы, Иван-чай среди мелких лютиков. Обычно самое насыщенное по цвету пятно и становится главным., но выделить его можно и просто за счет контраста, например, плотные белесые лепестки колокольчиком в сочетании с более яркой, сочной целенью.
Даже решив для себя, что в этот день буду рисовать ромашки, я все равно еще долго хожу и выбираю, где остановиться. Иногда на поиски уходит больше времени, чем на рисование. Я брожу, мечтаю, думаю, пока моя идея не сформируется, пока не почувствую в себе силы реализовать ее. Я словно наполняюсь энергией земли, на которой сильные напористые чертополохи, нежные, гибкие подколесники, простые и красивые одуванчики, все в равной степени тянутся к солнцу, не отрываясь при этом ни на миг от своих корней. Сколько разных, не похожих один на другой характеров соседствует на поле, переплетаясь между собой. Их жизнь, как и жизнь людей, наполнена солнцем и дождем, морозами и снегопадами, радостями и бедами. Травы тоже рождаются, мечтают, дают жизнь детям и потом умирают. Рассматривая отдельные цветки и листья, я часто представляю себя то одним, то другим растением.
Прежде чем начать рисовать, нужно изгнать из головы все посторонние мысли, чувства, воспоминания и тогда уже отдаться целиком работе. Любая мысль или образ, пришедшие на ум художнику во время работы, невольно находят свое отражение на холсте, и зритель может их прочесть. Реализуя единый, цельный замысел картины, художник должен отбросить все лишнее, нарушающее гармонию. Избрав за тему полотна песню цветущих трав, я внимательно прислушиваюсь к ней, стараясь уловить каждую ноту, каждое колебание звука.
Отправляясь на пленэр, художник, конечно, должен быть готов к полевым условиям. Трудно думать о картине, когда внешние явления выбивают из колеи, а сложности и препятствия подстерегают художника на каждом шагу.
Во-первых дождь часто налетает неожиданно. Краски, намокая, перестают смешиваться. Приходится немедленно укрывать сначала работу и палитру, а потом и себя.
Во-вторых, люди не только могут отвлечь художника разговорами, но и, того хуже, прийти с косами и скосить весь полюбившийся бугорок цветов.
В-третьих, ветер раскачивает холст, точно парус, этюдник, вроде бы стоявший до этого прочно, так и норовит упасть. При отсутствии же ветра мухи, слепни, комары и мошки яростно облепляют художника, стремясь, очевидно, быть еще ближе к искусству, садятся на свежую краску начатого шедевра, от которого уже не могут оторваться. Говорят, что насекомые не видят белого цвета, но мне все же кажется, что репелленты защищают надежнее белой одежды.
Так же весьма опасны и домашние животные, пришедшие неизвестно откуда и с неоднозначным мычанием окружившие человека с этюдником.
И все же, ни в какой ситуации не стоит терять оптимизма. По моему опыту самая лучшая тактика во время работы на пленэре – это выжидание. Я всегда терпеливо жду, когда кончится дождь, уйдут коровы, стихнет ветер. Правда, чтобы все предусмотреть, приходится брать с собой очень много вещей, но это не так уж страшно.
В качестве полотна предпочитаю холст с эмульсионным грунтом, отечественного производства, который натягиваю на подрамники самого разного размера от 20х30 до 60х90 и даже 100х80. Картон же более скользкий, менее восприимчивый к цвету материал и, к тому же, менее долговечный. На открытом воздухе очень быстро выветривается разбавитель, поэтому я не использую его в чистом виде, а предпочитаю составлять «тройник»: пинен, льняное масло, лак для живописи (мастичный, кедровый или пихтовый) в соотношении 2:1:1. Я довольно много работаю щетинными кистями, хотя они оставляют жесткие полосы, но зато хорошо держат форму. Широкая (№ 8 -12) щетинистая кисть берет много краски и дает соответствующий слой. Более мягкие кисти типа ушного волоса (№ 5-7) лучше кроют холст, не оставляя мелких белых не прокрашенных точек. Для тонких деталей лучше всего подходит кисть колонок № 3. Масляные краски использую как импортные (итальянские), так и отечественные. Всего у меня на палитре число цветов колеблется от 20 до 25. Конечно, чтобы получить чистый цвет, нужно стараться смешивать не больше трех красок и предпочитать спектральные (кадмии и кобальты). Не даром импрессионисты вообще отказались от земляных красок. Я много работаю и охрами и сиенами, но знаю, что ими лучше не увлекаться, чтобы не уйти в серо-коричневую непонятную гамму. Палитрой служит фанера, прилагавшаяся к этюднику, на которой по периметру я выдавливаю краски из тюбиков, а в середине их смешиваю.
Моей постоянной рисовальной базой являются графические зарисовки растений. В свободные минутки, присев на опушке леса, на берегу реки, у болотца, у дороги, я делаю маленькие наброски карандашом, ручкой или фломастером. Особое внимание уделяю каким-то новым линиям, формам. Увидев необычный колосок или метелку, чудные лепестки, контраст соцветия и листа, немедля берусь за блокнот. Очень удобный инструмент для таких рисунков – черная гелевая ручка. Она дает чистую яркую линию, легко идет по любой бумаге, ею можно и закрывать небольшие пятна и аккуратно штриховать в разных направлениях.
Начиная картину маслом, никогда не беру с собой эти зарисовки. Они для меня в основном тренировка глаза и руки, просматриваю их только в мастерской.
Каждое лето – это новый виток нашей жизни. Вспоминая прошлые события, мы говорим: «Это было в тот год, когда…», «в то лето…». Травы всегда напоминают нам лето, его свет, дождь, теплую землю и силу. Показывая свои этюды-картины, я приговариваю: «Это в то лето, когда я была…» или «тем летом я жила…».
Я не прекращаю работы над своей излюбленной темой цветов, трав, растений и в другое время года. До поздней осени пишу сухие травы, зимой – внесезонные букеты и комнатные растения, весной, конечно, ветви с набухающими почками и пробивающиеся сквозь прелые листья первые ростки. Пишу травы и просто по памяти, по этюдам, свободно компонуя их на холсте. И все же я всегда жду нового лета и новых трав.
2002
